«Я попытаюсь передать вам речь об Эроте, которую услыхал некогда от одной мантинеянки, Диотимы, женщины очень сведущей и в этом и во многом другом и добившейся однажды для афинян во время жертвоприношения перед чумой десятилетней отсрочки этой болезни». Так появляется в «Пиру» неизвестная нам Диотима. Вскоре же мы поймем, что рассказанный Сократом диалог с ней является центральной частью произведения, а сама Диотима — героем-резонером, который выражает самые важные идеи произведения. Некоторые критики, писавшие об этом произведении, считают, что даже имя Диотимы имеет важное значение. В имени мантинеянки они видят некую символичность: название города Мантинеи происходит от древнегреческого слова «пророк». Имя же «Диотима» означает «чтимая Зевсом».
Вступая в диалог, Диотима утверждает, что поскольку всякое стремление есть стремление к чему-нибудь, чем не обладаешь, а Эрот есть стремление к красоте и благу, то Эрот сам по себе еще не есть красота или благо. Но при этом Диотима сразу подчеркивает, что то, что не прекрасно, не обязательно должно быть безобразным, тем самым выводя нас на теорию познания Платона. По Платону, знание возможно не для всякого человека. Если обратиться к теории познания, то мы найдет рассуждения Платона о том, что «философия» — это «любовь к мудрости», которая невозможна ни для того, кто уже обладает истинным знанием, ни для того, кто совсем ничего не знает. Философия невозможна для того, кто уже владеет истинным знанием, т. е. для богов, так как богам незачем стремиться к знанию: они уже находятся в обладании знанием. Но философия невозможна и для того, кто ровно ничего не знает, — для невежд, так как невежда, довольный собой, не думает, что он нуждается в знании, не понимает всей меры своего невежества. Поэтому, согласно Платону, философ — тот, кто стоит между полным знанием и незнанием, кто стремится от знания, менее совершенного, восходить к знанию, все более и более совершенному. Это срединное положение философа между знанием и незнанием, а также восхождение философа по ступеням совершенства знания Платон и обрисовал полумифически в диалоге «Пир» в образе Эроса. Ведь Эрос — это как-раз тот, кто стоит между богами и людьми. Итак, в «Пире» показано, что философия есть не мудрость, а способ существование, определяемый самой идеей мудрости. После платоновского «Пира» этимологическое содержание слова Философия — «любовь, стремление к мудрости» – становится, таким образом, самой программой философии»
В «Пире» рассматривается вопрос о связи знания с чувственностью. Знание и чувственность в «Пире» сближаются до слияния, до неразличимости. Мифологическим воплощением середины как раз и представлен демон любви и творчества Эрос, который стоит посредине между мудростью и невежеством. Поучение Диотимы занимает большую роль в рассуждении о познании, ведь это поучение о том, какой путь познания необходим для того, чтобы достичь интуиции прекрасного, а сама эта интуиция в значительной мере характеризуется как интуиция ума.
Чем же еще кроме мифологической характеристики теории познания нам важен диалог Сократа с Диотимой? В нем мы видим небывалую для античного самосознания характеристику любви — это любовь духовная, в основе которой лежит не страсть, а забота о душе. Таким образом, единственный возможный объект любви — это не женщина, а молодой юноша, в котором можно воспитать стремление к прекрасному. На тот момент, концепция любви, предложенная Платоном выглядела новаторской, потому что основой отношений была любовь чувственная, направленная на получение наслаждения. А любовь с женщиной у античного человека ассоциировалась, прежде всего, со страстью и бытом, семейными проблемами и претензиями. А любовь по Платону — это благо, это возможность самосовершенствоваться, развиваться духовно. Любовь к женщине такой возможности не дает. Недаром стрелы Эроса не действуют на Гестию, богиню очага — в сознании античных греков семья и любовь не были связаны.
Не отбрасывает Платон и обычную любовь, которая совершается, однако, не ради наслаждения, а ради рождения. И все же духовное зачатие и рождение он ставит неизмеримо выше обычного, физического. «Те, – говорит Диотима Сократу, – у кого разрешиться от бремени стремится тело, обращаются больше к женщинам и служат Эроту именно так, надеясь деторождением приобрести бессмертие и оставить о себе память на вечные времена. Беременные же духовно – ведь есть и такие, беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать. А что ей подобает вынашивать? Разум и прочие добродетели… каждый, пожалуй, предпочтет иметь таких детей, чем обычных»